Двое, не считая призраков - Страница 84

На даче, безусловно, побывали двое, убирали за собой второпях. Уходили по тропинке к электричке. Это была последняя информация. Дальше — обрыв. Скробов и Катя как в воду канули, словно растворились в Москве. В другие города и страны не выезжали, и в гостиницах не селились — это установили точно.

* * *

Связи Антона протрясли начиная с детсадовского возраста — ни к кому он не обращался, никого не просил об убежище или ночлеге. Сгинул! БГ заикнулся было, что надо Катины связи проверить, но как Борис и Алла ни старались, не могли вспомнить ни одного человека, к кому девочка могла бы запросто прийти. И все-таки проверили бывших гувернанток, кухарок и горничных, репетиторов и даже бывших одноклассников по английской школе и швейцарскому колледжу, подключив зарубежные службы, отваливая немыслимые деньги за скорость работы.

Все силы службы безопасности Корпорации были брошены на розыск Кати и Скробова. Рекрутировались частные агентства, милиция и спецподразделения. Деньги утекали рекой, но это Бориса не заботило, как и то, что Корпорация осталась практически неприкрытой от нападок и шпионских акций конкурентов. Сотни крепких здоровых мужчин прочесывали город, собирали сведения, выкручивали руки тайным осведомителям, беседовали с дворниками, продавцами, официантами, показывали фото Антона и Кати. Сопливая девчонка сбежала со своим хахалем, залегли где-то, кувыркаются в постели, а мы как бешеные псы гоняем — так думало большинство, но никто не роптал. От хороших денег не отказываются, и каждый мечтал получить премию за обнаружение беглянки.

Харитон Романович не появлялся, и на третью ночь Борис сломался. Сначала тихо просил:

— Харитон, приди! Забудем прошлое, приди, пожалуйста!

Потом в отчаянии повысил голос:

— Кто-нибудь! Мертвецы, где вы? Помогите мне найти дочь! Сволочи! Друзья! Да помогите же мне!

Амалия подслушивала за дверью. Горлохватов, похоже, молился. Слова четко не слышны, только бормотание и отдельные вскрики, призывы о помощи. Амалии пришлось по ходу дела менять тактику. Вначале она планировала увлечь Горлохватова своей недоступностью, извести телесной мукой: вот я какая аппетитная, а легко не дамся. Ведь миллионщики, вроде Горлохватова, привыкли иметь все и быстро, руку протянул — получил, кошелек открыл — всех купил. Она же будет щекотать ему нервы, дразнить, богатство ни в грош не ставить, от подарков отказываться, от поцелуев уклоняться. Даже если Борис Борисович потребует: или спи со мной, или прощай — сдаваться нельзя. Надеть прозрачную блузку, юбку в обтяжку, надушиться томными духами, зайти к нему как бы проститься, держаться скромницей, посетовать: вот-де все меня принимают за доступную женщину, а я не такая, хотела честно у вас работать, жаль, что не получилось.

Амалия прекрасно знала, какой эффект оказывает на мужчин контраст яркой внешности и монашеского нрава. Они, мужики, теряют головы, забывают очевидное: что Амалию не мама с папой одевают и причесывают, она сама наряжается да красится, культивирует образ секс-бомбы. И рвется дурачье в бой: раскрыть в Амалии только им увиденное месторождение страсти и адского темперамента. Путь к месторождению должен быть в меру долог и труден, богатство золотой жилы раскапываться постепенно. Но уж когда Амалия решит, что можно играть крещендо, то сделает это оглушительно. К сожалению, мало кто из мужчин способен жить на вулкане. Из бывших Амалииных любовников ни один не сравнился с ней по темпераменту. Она была готова к воздержанию, к игре в неопытность, но, когда игры заканчивались, требовала не меньше пяти часов ударного секса каждую ночь и брала инициативу на себя. В ней просыпались ненасытная страсть и желание, как у паучихи, до смерти замучить партнера. Через некоторое время любовники с позором от нее бежали. Амалия давала себе слово не впадать в раж, но справиться с паучьими наклонностями не получалось.

Обычная тактика в случае с Горлохватовым не подходила. Он, конечно по-другому и быть не могло, впечатлился Амалииными формами, но пребывал в разобранном состоянии, мечтал найти дочь, а не переспать с домоправительницей. Борис Борисович напоминал раненого волка, который вне конуры зубы показывает, а спрятавшись в нее, в одиночестве, воет от боли и лижет рану. Участие требуется любому, даже волку матерому. Супруга Горлохватова — вобла в трауре — никакого участия к мужу не проявляла, бродила тенью или лежала на кровати, уставившись в потолок. А у Амалии сострадания было навалом, хоть сто пудов.

И все-таки она несколько дней не решалась перейти к активным действиям. Ухаживала за Горлохватовым, но рук и языка не распускала. Жене Горлохватова — ноль внимания, даже чашки чаю не предлагала. Катя не объявилась и через неделю. Борис Борисович перестал бриться, отказывался от еды, не менял одежды, глаза его покраснели от недосыпа. Амалия собралась духом.

Поздней ночью дождалась паузы в бормотаниях-молитвах из-за двери кабинета Горлохватова, перекрестилась, Господи, помоги, и вошла.

Борис сидел в кресле. Уставился на нее — новости есть? Амалия покачала головой, подошла к нему.

— Не могу видеть, как вы страдаете! Сердце на клочки разрывается. Да что же это за наказание такое! — по-бабьи запричитала она.

Борис сморщился, но без недовольства, — то ли улыбнуться пытался, то ли усмехнулся.

Амалия со всхлипом обхватила его голову и прижала к своей груди:

— Бедный вы, бедный! Совсем истосковался! Высох весь, кожа да кости, в чем только душа держится!

Нос Бориса, оказавшийся в ложбинке между теплыми полушариями, уловил смесь запахов: острый — какой-то сладкой парфюмерии, и слабый — женского пота. У него приятно закружилась голова. Через несколько секунд почувствовал, что задыхается от отсутствия кислорода, но это тоже было приятно. Хотелось потерять сознание под ласковые бормотания и материнские поглаживания этой удивительно сердечной женщины.