— Обязательно погуляем, — заверил Антон и повел ее к подземному переходу.
Метро, рассудил он, — лучшее место для ухода от погони.
Катя впервые оказалась в метро. Она крутила головой по сторонам, толчки снующих людей не злили ее. Наоборот, Кате нравилось в толпе. Интересно покупать проездной билетик, толкать его в щель турникета, заходить на большой эскалатор (в магазинах бывают только маленькие). Дочь миллионера вела себя как провинциалка, впервые спустившаяся в столичный метрополитен. Антону пришлось отвезти ее на «Площадь Революции», показать знаменитые согбенные статуи представителей разных профессий. Размером больше натуральных, с местами отполированными людскими прикосновениями до медной желтизны скульптуры привели Катю в восторг.
В вестибюле станции две группы иностранцев-туристов окружили экскурсоводов. В одной звучала немецкая речь, в другой — французская. Катя подходила к ним, прислушивалась, переводила Антону.
Для него метро было всегда только средством передвижения. Для Кати стало музеем, по которому можно кататься на поездах. Они рассматривали узорчатые полы на «Калужской» и «Белорусской», мозаичные и керамические панно на «Комсомольской», «Киевской» и «Таганской», цветные витражи на «Шаболовской» и «Новослободской», задирали голову на «Автозаводской» с ее грандиозной высотой и гигантским шагом колонн. Поднимались на поверхность и кружили в вестибюлях, по точному определению Кати, похожих на храмовые сооружения с мощными порталами и гулкой пустотой купольных пространств.
К изумлению Антона, Катя разбиралась в архитектуре и материалах. «Посмотри, — говорила она, — на лепнину кессонов и арок свода». Антон усвоил, что кессоны — это углубления в потолке или во внутренней поверхности арки. На «Автозаводской» Катя спросила дежурную по станции, показав на колонны: «Алтайский мрамор, его еще называют „ороктура“, правильно?» На «Новокузнецкой», выяснил Антон, использован ценный белый баландинский мрамор, да еще из цельных блоков, сложенных по правилам каменной кладки.
Теперь понятно, думал Антон, почему отец подарил ей помпадурский дворец. Со вкусом у них не блестяще, хотя на теоретическую подготовку не пожалуешься.
Катя тут же опровергла его мысли:
— Очень напоминает вкусы моего папы, у которого было тяжелое бедное детство. Та же боязнь пустых пространств, гипертрофия деталей, монументальная переизбыточность, неуклонное стремление использовать дорогие материалы. Чего только нет: гранит, мрамор, порфир, оникс, фарфор, майолика, о глазурованной плитке и говорить не приходится. А бронзовая арматура, а матовые плафоны! Музей! Одно слово — музей. Наше метро, — сделала Катя вывод, — самое наглядное проявление демократии. — Удивленному Антону пояснила: — В метро ездят не очень богатые люди, правильно? И под землей они оказываются во дворцах, а на поверхности, в автомобилях заперты, в пробках стоят богачи.
— Никогда бы не назвал отца народов большим демократом.
— Отец народов? Иисус Христос? Ты имеешь в виду катакомбы первых христиан?
— Честно говоря, имел в виду Сталина, который лично одобрял архитектуру первых станций.
— Большинство тиранов оставили после себя великие творения зодчества. Таковы факты истории, — произнесла умная девочка.
Ей захотелось посмотреть дизайн новых станций — продолжала буксовать архитектурная мысль или шагнула вперед.
Они три часа катались в метро. Четкого плана свидания с Катей у Антона не было, но он никак не предполагал провести его под землей.
В переполненных вагонах, под грохот колес Антон рассказывал на ухо Кате смешные истории. Она смеялась и, в свою очередь, что-то рассказывала ему. Он скрючивался от хохота. Им казалось, что едут они в полнейшем одиночестве.
На станции «Орехово» Катя обнаружила интересную композицию литых бронзовых скульптур. Антон тут был много раз, неподалеку жила Татьяна, но никогда не замечал творения скульптора Л. Берлина «Охрана природы», как значилось на табличке.
— Мне, наверное, пора, — грустно вздохнула Катя и посмотрела на свои изящные золотые часики. — Папа и Алла сходят с ума от волнения.
Антон безошибочно почувствовал, что Кате не хочется расставаться. Он не рассчитывал, что сегодняшнее свидание затянется, не приготовил места, где их отношения перешли бы в серьезную фазу (не везти же Катю в собственную квартиру, условно чистую — раз, где их легко вычислят — два). Но он выглядел бы полным идиотом, если бы не постарался развить успех.
Они поднялись на поверхность. Антон развернул к себе Катю и спросил, удерживая ее за плечи:
— Ты мне доверяешь?
— Конечно.
— Катя, подумай, не торопись с ответом. Вопрос: у меня была возможность… так сказать, воспользоваться твоей…
— Была, была! — легко подтвердила Катя.
— Я этого не сделал, хотя… не важно. Веришь, что я не сделаю ничего такого, что может обидеть или оскорбить тебя?
«С удовольствием бы снова на „вы“ перешла», — подумала Катя, но ничего не сказала, только кивнула.
— Ты уже взрослая девочка, — продолжал Антон. — Имеешь право собой распоряжаться, вплоть до замужества.
— Делаешь мне предложение? — хихикнула Катя.
«Делаю! Сто тысяч раз делаю!» — хотелось воскликнуть Антону, и он запнулся, понимая, как опасно торопить события.
Катя поняла по-своему:
— Ой, прости! Я все время неудачно шучу и постоянно извиняюсь.
— Мне кажется, — задумчиво произнес Антон, — ты вообще не в состоянии совершить поступка, который обидел бы или разозлил меня.
— Тогда я могу попросить покушать? Оглянись! Написано «Шаурма» — это из арабской кухни? Пойдем?