— Прав, — соглашался Борис.
В калейдоскопе экзотических покойников Борису запомнился китаец, маленький, юркий, с куцей бороденкой и в пестром шелковом одеянии.
— После смерти императора Цинь Шихуана, это еще до нашей эры происходило, — рассказывал Харитон Романович, — сей мандарин по прозвищу Чжао Гао, будучи всего лишь придворным концертмейстером, организовал заговор и посадил на трон младшего сына Цинь Шихуана.
Китаец, услышав знакомые имена, одобрительно закивал. Харитон продолжал:
— Потом мальчишку он тоже скинул. Но предварительно интересное мероприятие провернул, на вшивость свиту придворную тестировал.
По словам Харитона, Чжао Гао подвел к императору оленя и сказал:
— Позвольте, ваше величество, преподнести вам этого коня.
— Я вижу перед собой оленя, — рассмеялся император. — Почему вы говорите о коне?
Однако Чжао Гао продолжал уверять, будто дарит лошадь. Тогда позвали придворных, спросили их мнение. Кое-кто насмешливо признал оленя, другие отмолчались, третьи согласились, что видят лошадь.
Впоследствии узурпатор Гао расправился со всеми, кроме третьих.
— Вывод? — спрашивал Харитон Романович Бориса.
— Уничтожать противников?
— Тепло, близко, но не точно. Твое окружение, соратники, ну? Какими они должны быть?
— Какая разница?
— Большая, олух! — возмущался Харитон. — Отметем детали, оставим два главных признака: самостоятельно мыслящие и лично тебе преданные. Каким должно быть процентное соотношение? Без умных дело не сделается, без преданных самого схарчат, ну?
— Пятьдесят на пятьдесят? — предположил Боря.
— Дурья башка! — возмутился Харитон. — Давай спросим императора. — И что-то прочирикал.
Чжао Гао, который до этого настороженно смотрел на них сквозь прорези узких азиатских глаз, оживился, замяукал: кау-мау-ау-яу.
— Послушай умного человека, — удовлетворенно кивнул Харитон Романович, — обезьяна желтая, а котелок хорошо варит.
— Что он сказал?
— Он сказал, что на тысячу преданных должно быть два умных, но предварительно кастрированных. Не обязательно натурально, можно и фигурально. Забрать любимого ребенка или жену, посадить в тюрьму и шантажировать хорошим обращением в темнице и угрозой казни. Парализовать волю обещанием сказочного богатства или возможностью опубликовать труд всей жизни. Словом — короткий поводок. Лично преданные могут гулять на длинном, умные — только на коротком. Их должно быть очень мало! Ты понял? Статистически незаметно!
Китаец продолжал мяукать. Харитон прислушался, перевел:
— Древняя притча? Нет, это он сейчас придумал. Они-то в простоте слова не могут сказать, все через аналогии. Значит, так. Дрессированные тигры. При чем здесь тигры? Ага! Тигр поддается воле укротителя либо если он целиком внутренне раздавлен, в домашнюю кошку превращен, либо если после представления получит самку, или шмат мяса, или просто ведро чистой воды. Мудро! Согласись, мудро. Строптивый умный тигр нужен в труппе только в том случае, если его трюки значительно превосходят актерские данные кошек.
Они занимались человеческой психологией, но очень часто вспоминали о животных. Поведение диких зверей было лучшим объяснением мотивов человеческого поведения.
Борис, от природы, воспитания и прожитых лет жадный, не мог согласиться с абсолютной необходимостью давать взятки. И Харитон Романович театрально вопил, руки вверх взметал:
— Жаба! Самый страшный зверь — жаба! Она стольких задушила!
И вдалбливал, вбуровливал, вбивал необходимость давать взятки. Они были смазкой, без которой от бюрократического трения механизм бизнеса скоро изнашивался, ломался и пропадал.
На «академической теме» взяток сидели два месяца, никакую другую прижимистый курсант Боря так долго не постигал. Не мораль, а примитивная жадность тормозила учебный процесс. В конце концов он принял термин «прививка».
Взятки — это прививка. Противно, когда в тебя иголками тыкают. Перетерпеть, зато потом не заболеешь и не сгинешь. Да и кто кого прививает? Он, Борис, пираний дрессирует!
Борис Горлохватов научился давать взятки. Не фунт изюма, а наука! Не подношение, а дьявольский крючок! Дать мзду можно по-разному. Христа ради с согбенной спиной или как монарший подарок. Дал усмехаясь, не прогнулся, значит — купил с потрохами. Те, кто берут, в душе рабы, свой грех желают чужой волей оправдать и подчиниться ей. За рубль охранник спит, когда кирпич вывозится ночью со стройки, за трешку бригадир «теряет» накладную, за червонец прораб закрывает глаза на вопиющую недостачу.
Через десяток лет Борис Борисович Горлохватов станет не за копейки, за стотысячные долларовые счета в зарубежных банках покупать депутатов и членов правительства. Но и они, как былые прорабы и охранники, будут смотреть на него точно на барина-покровителя.
Будь студент семи пядей во лбу, обучай его великие злодеи-педагоги, но, если он трудится рабочим на стройке, рассчитывать на карьеру большого воровского масштаба не приходится.
Пока Харитон Романович ломал голову, как вывести Борю в люди, тот самостоятельно сделал первый шаг. Случайно зашел в бытовку за схемой чердачных перекрытий, там прораб, брызгая слюной, разорялся, чихвостил бригадира, перепутавшего накладные.
Боря ждал, когда они закончат ругаться, согревал дыханием застывшие руки. Бросил взгляд на бумаги, присмотрелся, переложил несколько листов и хмыкнул:
— Чего тут сложного? Смотрите…
Он в уме сосчитал цифры в накладных, показал, где ошибка. Прораб с бригадиром переглянулись, схватили калькулятор, проверили. Все точно!