Двое, не считая призраков - Страница 29

Сумка получилась тяжеленной, Борька тащил ее, перекладывая из руки в руку, чуть не по земле волок. Свободной рукой крепко держал Лору. С какого вокзала идут поезда на Урал, он не представлял. Удивился, однажды услышав, что в Москве несколько вокзалов. Спрашивать не хотел. Он редко обращался к людям с вопросами, только в крайнем случае.

Они ехали в метро по Кольцевой линии, когда услышали подсказку: «Станция „Комсомольская“. Выход к вокзалам Ярославскому, Казанскому и Ленинградскому». Борька потащил Лору на выход. Она опять плохо себя чувствовала, кашляла, а на бледных щеках пунцово горел румянец.

Борька посадил Лору на скамейку в зале ожидания, поставил рядом сумку. Денег было в обрез, но, чтобы ее немного развеселить, Борька купил в буфете пирожок с капустой и мороженое.

— Поешь, — протянул он ей гостинцы, — а я сбегаю, насчет билетов узнаю.

Лора покорно кивнула.

В расписании поездов на Урал не было. Мурманск, Архангельск, много Ленинграда, но ни одного Урала. Боря увидел стеклянную будку с надписью «Справочная», к ней тянулась очередь. Делать нечего — стал в хвост.

— Когда поезд на Урал? — спросил он, подойдя к окошку.

— Город? — устало переспросила тетка за стеклом.

— Какой?

— Какой город нужен?

— Урал!

— Нет такого города. Не балуйся, мальчик. Детям справок не даем. Следующий!

Борька долго отсутствовал. Вернувшись в зал ожидания, увидел неладное. Вокруг Лоры толпился народ. Какая-то женщина объясняла милиционеру:

— Ребенок совершенно болен, у нее температура. Спрашиваю, где родители, не отвечает.

Лора лежала на скамейке с закрытыми глазами. На полу валялся нетронутый пирожок, растеклась белая лужа мороженого.

— Девочка! — Милиционер присел на корточки. — Где твои родители? Куда вы едете? Или приехали?

— Боря! — тихо проговорила Лора, не открывая глаз. Он рванул вперед, расталкивая зевак.

— Лора! Лора! Ты чего?

— Ты ее брат? — спросил милиционер.

— Ну!

— Куда направляетесь?

— На Урал.

— Ясно! — красноречиво ухмыльнулся милиционер. Он перевидал много беглецов.

Лору отвезли в больницу, а Борьку из отделения забрал отец. Сначала Борька не хотел сознаваться, кто он и где живет. Но милиционер разумно заметил, что, пока он будет упрямиться, сидеть в детприемнике, сестричка одна в больнице мучается.

Отец был не сильно пьяный, напуган беседой с милиционером и немедленно бить сына не собирался. Сержант сказал отцу, что звонил в их районное отделение, Горлохватова там хорошо знают и плачет по нему сто первый километр. Будет над пацаном издеваться — вылетит из Москвы как пробка.

— Чего ты дуришь? — пыхтел отец с тяжелой сумкой. — Мы тебе в чем отказываем? Не кормим, не одеваем?

— Пошел ты! — сплюнул Борька.

У Лоры оказалось двухстороннее воспаление легких. В больницу к ней никого не пускали. Но Борька прорвался. Неделю разведывал путь, крутился в приемном покое. На стене висел список, из которого было понятно, что Лора в седьмой палате третьего отделения. Это на втором этаже, выяснил Борька, пробраться можно по двум лестницам, лучше — по запасной, вечером, когда студенты-практиканты толпой выкатывают. В кино он видел, что к больным приходят посетители в белых халатах. На их этаже жила буфетчица из стройтрестовской столовой. Борька украл с веревки ее постиранную белую куртку. Утонул в «маскхалате», но другого не было.

До палаты прошмыгнул без приключений. Открыл дверь, вошел и замер, сердце остановилось, и ноги окаменели.

Лора лежала на высокой кровати, волосы разметались по подушке. Совсем бледная, как простыня, худенькая — одеяло, которое ее накрывало, почти не топорщилось, будто и не было под ним ничего. В обе Лориных руки были воткнуты иголки, от которых шланги тянулись вверх, к подвешенным и перевернутым вниз горлышком бутылкам. Рядом стоял баллон, вроде газового, на столике лежала маска, как у летчиков реактивных самолетов. Кислород, догадался Борька. Ей кислорода не хватает!

— Боря! — Она открыла глаза, увидела его, слабо, но счастливо улыбнулась. — Ты пришел?

Впервые в жизни он был близок к обмороку. Голова на тяжелом теле стала легкой и кружилась, вызывая тошноту.

— Иди ко мне! — позвала Лора.

Он судорожно сглотнул набежавшую в рот слюну, шатаясь, добрел до кровати. Вытащил из кармана промасленный бумажный кулек. Лора любила халву. На деньги от школьных завтраков купил ей триста граммов.

— Ой, халва! — сморщила она радостно носик. — Спасибо! Тебя не ругали? — говорить ей было тяжело, задыхалась. — Не ругали, что мы убежали? Не били?

— Все нормально, путем! — Борька постарался говорить бодро, хотя его душили слезы.

— Садись на краешек. — Она шевельнула пальчиком, показывая на кровать. — Как хорошо, что ты пришел!

Он смотрел во все глаза на ее лицо, боясь опустить взгляд на иголки, воткнутые в вены. Какие толстые иголки! Изверги! Фашисты!

— Это еще что такое? — раздался за его спиной грозный голос.

В палату вошла медсестра. В руках она держала маленький поднос со шприцем, ватой и бутылочкой. Опять иголки и уколы!

— Ты как здесь оказался? Немедленно марш отсюда!

Борька, откуда силы взялись, вскочил, отпрыгнул в торец кровати, вцепился в поручни.

— Не уйду! Режьте! Не уйду!

Брызнули слезы, долго сдерживаемые, посыпались ругательства.

Сестра испугалась: плачущий мальчишка смотрел на нее с недетскими злобой и отчаянием.

— Безобразие! — проговорила она, пятясь к двери. — Сейчас врача позову!

Врач, здоровенный дядька в очках, появился вместе с сестрой через минуту. Борька успел ладошкой вытереть слезы. За поручень держался крепко — попробуйте оторвать!